Тень Хичкока в сумерках

Текст: Урве Одлое (специально для Академии Дураков)
Фото: из коллекции Славы Полунина
12.12.2018

Все знают фильмы Хичкока. Особенно фильм ужасов «Птицы». Но есть гораздо более удивительные птицы — его фотографии. Воплощение страшных снов Хичкока и сейчас существуют в каком то странном полузабвении. Хотя бы потому, что эти картинки ярче многих его фильмов.

Толстяки внушают доверие.
В  отношении их действует презумпция доброты. 160 кг живой массы, которые Хичкок набрал к 40 годам, кажется, гарантируют, что от него не дождешься никакого подвоха. Такому пекарю «сладких пирогов», как он называл фильмы, можно безбоязненно доверить посидеть с детишками. Да, он отец кино-ужасов. Но каждый, кого била дрожь на его фильмах, знал наперед, что добро победит.

Идеальный семьянин: 54 года прожил с Альмой Ревилл, своей единственной женщиной. Отшельник, по сравнению с которым даоские монахи — звезды светской хроники. Голливуд обязывал его мелькать на публике. Но в частной жизни Хичкок не общался почти ни с кем. Труженик, перфекционист, владевший всеми кинопрофессиями — мог бы экранизировать телефонный справочник, если бы захотел.

А еще он создавал фотографии. Самой своей жизнью.
Нет, он не держал в руках фотокамеру Он сам был предметом съемки. Передвижным цирком неукротимой фантазии, преображая вокруг себя людей и предметы. Помещал себя в центр фото так же, как волшебники помещают в центр мироздания магическую формулу преображения.

Фотографы, оказавшиеяся рядом, ошеломленно хлопали шторками огромных фотоаппаратов. Скоро стало известно, что за такие фотографии освежающе много платят. Фантазер Хичкок немедленно объявил его фотографии запретными. И стал выставлять такие цены за возможность его фотографировать, что только самые великие фотографы остались рядом.

В 1950-х французские критики объявили его «гением фотографии» . Покричали о «глубинных бессознательных причинах творчества Хичкока», и  успокоились. Винегрет диагноза составлен. Католическое воспитание, чувство вины, которую ложно обвиненный герой должен искупить. Мистический толстяк, одним словом. А  то, что называл актеров «скотами» и объяснял выбор актрис тем, что «блондинок приятнее мучить», так это — причуды гения. Только причуд у гения был явный перебор.

В отместку Хичкок скормил французской прессе легендарную историю. «Мне было года четыре или пять. Отец отправил меня в полицейский участок с  запиской. Комиссар прочитал ее и запер меня в камере, сказав: «Вот что бывает с плохими мальчиками». Незадолго до смерти Хичкок заявил, что эта фраза была бы лучшей эпитафией ему.

Вообще-то он много врал.
Что не знает, сколько зарабатывает. Что никогда не смотрит кино. Что не пропускает ни одной юбки. Что очень плохо готовит. В одном не соврал: он был очень плохим мальчиком. Идеальным злодеем из собственных фильмов, людоедом в колпаке Санта-Клауса.

Хичкок постоянно репетировал безупречное убийство, на которое не решался в жизни. Вспомните, сколько мужей в его фильмах покушаются на жен. Очень хорошо, что мама Хичкока не дожила до триумфа сына. Она увидела бы свой портрет в виде чучела мамочки маньяка в «Психозе».

Юный Хичкок исправно посещал процессы жестоких убийц и музей криминалистики, завороженный орудиями пыток. В старости хвастался, что изобрел способ задушить женщину одной рукой, и читал друзьям краткий курс некрофилии. Мог бы и  каннибализма. В 1953-м меню званого ужина у него включало «Жанну на углях», «фаршированные трупы в пикантном соусе», «свежеотрезанные дамские пальчики». Обожал наручники. На экране — сковал героев в «39 ступенях».

В  жизни — на пари — приковал на ночь к камере оператора, угостив для бодрости стаканом коньяка со слабительным. Утром все, кроме оператора, очень смеялись. А громче всех, наверное, те, кому Хичкок подкладывал диванные подушки, издававшие непристойные звуки. Присылал в подарок громоздкую мебель, которая даже не проходила в двери квартирок его сотрудников. Приглашал в ресторан, где их осыпали оскорблениями актеры-студенты, которыми он подменил официантов. Режиссерское чувство юмора Хичкока вошло в легенду.

На съемках, конечно, он не шутил.
Но актрисы, попавшие в его сети, могли позавидовать жертвам розыгрышей: многочасовые разборы ролей тет-а-тет доводили их до нервных судорог. У Анны Ондры под предлогом пробы звука он допытывался на съемках «Шантажа», хорошо ли она себя вела на неделе, спала ли с мальчиками. Про Ингрид Бергман прилюдно врал, что после съемок «Дурной славы» она отказывалась выходить из его спальни, пока он не овладеет ею. Вере Майлз («Не тот человек»), собиравшейся замуж, ежедневно присылал две дюжины роз и столь дикие письма, что она уничтожала их на месте.

За Типпи Хедрен, игравшей в «Птицах» и «Марни», установил круглосуточную слежку. Передавал графологу образец ее почерка, проверяя, нет ли у нее раздвоения личности. Хедрен была единственной, с кем он сорвался, требуя взаимности: угрожал разорить и ее, и ее семью. А единственной, кто укоротил Хичкока, была Грейс Келли, светски отреагировавшая на скабрезности, лившиеся из его уст: «Я знаю эти слова, я же училась в религиозной школе».

При этом Хичкок никогда, никогда не спал с актрисами. Женился девственником, в 27 лет с изумлением узнал, что существуют менструации. Да и отношения с Альмой после рождения дочери быстро переросли в платонические. Его сексом были съемки, где он мог на «законных основаниях» воплощать свои фантазии тирана-садиста. А то, что эти фантазии, как и безграничное презрение к общественному лицемерию, государству, семье, он должен был почти всю жизнь упаковывать в приемлемую для продюсеров и обывателей картинку, делает его фильмы гораздо более подрывными, взрывоопасными, порочными, чем любые бесцензурные эскапады 1960-х.

Он очень много, слишком много знал о людях, особенно об их тайной, ночной стороне. Зрителей он оглушал аттракционами: погоней самолета за человеком или поединком на высеченных в камне головах президентов. Но из-под ошеломительной картинки незаметно струился яд всезнания. Откуда взялись такое знание и такая извращенная чувственность у лондонского маменькиного сынка — главная загадка Хичкока.

Кино дествительно было его жизнью.
Когда он не работал, он ел и пил, причем с размахом, превосходящим любое раблезианство: его чревоугодие и пьянство сродни тяжелой наркомании. Не ладя в 1920-х с продюсерами, утешал себя многочасовыми одинокими обедами в ресторанах, откуда отправлялся ужинать с  мамой. Сдвигал часы трапез так, что завтрак, орошаемый крепкими напитками, перерастал в обед, обед — в чаепитие, чаепитие — в  распитие коктейлей, а коктейли — в ужин, состоявший из дюжины перемен.

В гигантском холодильнике у него дома хранилось мясо, доставлявшееся со всего света. Хичкок говорил, что еда заменяет ему секс. Трогательно, но не совсем искренне. Кино, еда и алкоголь заменяли ему не столько секс, сколько то, что он мог бы натворить, не будь режиссером. Какое все-таки счастье, что Хичкок всю жизнь неустанно снимал кино. Как феномен фантазийной фотографии он почти неизвестен. Иначе дети бы прятали его фото под подушки своих бабушек. Чтобы пробудить живость жизни перед утренним кофе.

Интересные факты

Хичкок был прекрасным поваром и мастером коктейлей. Он считал, что во всей Америке нет ни одного приличного ресторана. При этом был завсегдатаем сотни самых дорогих ресторанов страны, неизменно устраивая разнос за низкое качество еды. Когда раздраженный владелец ресторана кричал: «Что же вы от нас хотите?!!»
Хичкок требовал доступа на кухню и готовил блюдо так, как, по его мнению, надо готовить в приличном заведении. Как расказывают очевидцы, многие владельцы ресторанов, вкусив еду от самого Хичкока, увольняли своих поваров.
Хичкок боялся или, скорее, ненавидел яйца. Однажды он сказал: «Я боюсь яиц, хуже чем боюсь – они вызывают у меня отвращение. Эта белая круглая штуковина без единой дырочки… вы видели что-либо более отвратительное, чем разбившийся яичный желток, расплескавший свою желтую жидкость? Кровь восхитительна, она красная. Но желток желтый, отвратительный. Я его никогда не пробовал».
Хичкок боялся своих собственных фильмов. В интервью 1963 года он сказал: «Я боюсь своих фильмов. Я никогда не пойду в кино, чтобы посмотреть их. Я не знаю как люди выносят просмотр моих картин». Когда интервьюер назвал его страх нелогичным, Хичкок согласился, но добавил: «Но что есть логика? Нет ничего глупее, чем логика».
Хичкок снял один из первых английских звуковых фильмов – «Шантаж» (1929). Фильм планировался как немой, однако в процессе съемок киностудия и продюсер решили последовать новому веянию и сделать часть фильма звуковым. Хичкок посчитал идею абсурдной, и решил тайно снимать в звуке весь фильм, одновременно с немой версией для кинотеатров, не оснащенных нужным оборудованием. Немая и звуковая версии фильма шли в кинотеатрах одновременно.
Когда Хичкок решил ставить фильм «Психо» по одноименному роману Роберта Блоха, он выкупил все экземпляры книги, чтобы никто не узнал окончание истории раньше премьеры. Эта затея обошлась ему в 9 тысяч фунтов. Съемки проходили в обстановке секретности, а вся съемочная группа должна была подписать договор о неразглашении концовки фильма.
Уолт Дисней отказался предоставить Хичкоку Диснейлэнд для съемок в начале 1960-х. Ведь это был тот человек, который снял «тот отвратительный фильм “Психо”».
Хичкок любил устраивать розыгрыши. Особенно над людьми, которых он считал высокомерными хамами. Так, во время съемок «39 ступеней» он сцепил наручниками главных звезд Роберта Доната и Мэдлен Кэррол вместе для одной из сцен, а затем притворился, что потерял ключ. Актеры провели скованными несколько часов, пока Хич не решил, что шутка исчерпала себя.
Альфред Хичкок произнес самую короткую речь в истории Оскара. Во время получения награды имени Ирвинга Тальберга от Американской киноакадемии, режиссер произнес только: «Спасибо… Большое спасибо, в самом деле».
Удивительно, но Альфред Хичкок так и не получил Оскара за лучшую режиссуру, хотя 16 его фильмов были номинированы на премию, а картина «Ребекка» получила Оскар как лучший фильм.
Когда в 1979 году Хичкок получил заслуженную награду за жизненные достижения (AFI Life Achievement Award), он шутил среди друзей, что видимо скоро умрет. Это действительно случилось через год, вскоре после получения им другой награды – рыцарского звания от королевы Елизаветы II.